Миграции населения известны на различных этапах истории человечества. Они вызывались многими причинами (экономическими, социально-политическими, религиозными и пр.) и носили разнообразный характер. Методологическую основу для раскрытия этого сложного явления мировой истории дают теоретические положения и указания классиков марксизма-ленинизма. Переселенческое движение на Кавказе, получившее необычайно широкий размах в XIX веке, особенно на определенных его отрезках, имело свою глубокую специфику. Речь идет о переселении, в основном насильственном и вынужденном, коренных жителей Кавказа в пределах Османской (Турецкой) империи, известном в истории под названием «махаджирство» (мухаджирство) 1  и являющемся той трагедией, которая поставила целые древние народы края на грань их полного исчезновения 2. Это относится прежде всего к адыгейцам (черкесам), убыхам и абхазам, к этим «трем самостоятельным величинам», которые «оказались после выселе-

[ 3 ]

ния или совсем не представленными в числе народностей Кавказа или же сохранили немногие обломки некогда многочисленных и богатых поселений». Одним словом, «B отличие от остальных частей Кавказа, сохранивших, невзирая на, все испытания, (выпадавшие на долю населявших их народов, в общем картину расселения и этнических соотношений прежнего, предшествовавшего покорению, времени, Северо-Западный Кавказ изменил в течение нескольких лет эмиграции и последовавшей за ней иммиграции разноплеменных колонистов до совершенной неузнаваемости свой этнический облик» 3. Махаджирское движение существенно затронуло также грузин (Южная Грузия), осетин, чеченцев и другие кавказские народы.

Однако по истории махаджирства, в частности абхазского, до сих пор не было обобщающего монографического исследования. Наиболее ценные материалы, без которых невозможно осмыслить глубоко данный вопрос, оставались не разысканными, продолжая лежать под спудом в течение десятилетий. Поэтому отдельные стороны рассматриваемого явления казались даже загадочными. Между тем нельзя считать освещенным прошлое абхазского народа в целом, как и, скажем, адыгейского, без истории той его органической части, которая волей судьбы сравнительно недавно оказалась по ту сторону Черного моря—в Турции, а также рассеялась частично по другим странам Ближнего Востока, входившим в состав Османской империи 4.

Автор настоящего труда, посвященного главным образом истории абхазского махаджирского (переселенческого) движения, т. е. явлению, считающемуся «самым больным местом истории абхазского народа» 5 , ставит перед собой следующие задачи. Прежде, всего— изучение конкретного положения в Абхазском княжестве в первой половине XIX века, причем на фоне тех общих вопросов истории края и той общей обстановки на Кавказе в целом, которые создавали почву и так или иначе способствовали процессу миграции населения, а именно: социально-экономические условия; активизация военных мероприятий царского самодержавия, сопровождавшаяся усилением антиколониального движения; реваншистская политика правящих кругов Турции, преследовавшая и иные цели (колонизация кавказскими переселенцами пустых и малозаселенных земель страны, особенно пограничных с Россией территорий, использование воинственных горцев в будущем в вой-

[ 4 ]

не против последней и для поддержания разваливавшейся Османской империи и т. д.); происки английских интервентов, во внешнеполитических планах которых Западный Кавказ занимал особое место. В XIX веке Англия и Франция, став на путь колониальных захватов на Востоке и преследуя свои экономические и политические выгоды, стремились к ослаблению царской России и вытеснению ее с Кавказа. Агрессивные происки капиталистических держав Запада, в первую очередь Англии, и султанской Турции были направлены на то, чтобы разжечь ненависть народов Кавказа к России и тем самым затянуть Кавказскую войну.

Другая задача книги — освещение последствий Кавказской войны, национально-колониальной и административной политики царизма и его агрессивной внешней политики. Добровольное политическое присоединение районов Кавказа к России, начавшееся еще в XVI веке, завершилось, в основном, в течение первой трети XIX столетия. Однако создание военно-административного аппарата царизма в отдельных районах, превращение их, с применением вооруженной силы, в колонии было завершено лишь в 60-х годах XIX века — факт, с которым была связана длительная и упорная национально-освободительная борьба кавказских народов. Упразднение Абхазского княжества и введение непосредственного царского управления рассматривалось как «государственная необходимость» именно в связи с окончанием указанной войны. А все эти акты имели и такие серьезные последствия, как обострение движения против колониальной политики и рост классовой борьбы в крае. С другой стороны, наблюдаются новые маневры англо-турецких агрессоров на Западном Кавказе.

Выселение основной массы горцев Северо-Западного Кавказа, в том числе и части абхазского населения, связано с завершением Кавказской войны, введением «военно-народного управления» и началом крестьянской реформы.

Поскольку со многими указанными фактами неразрывно были связаны события Крымской (Восточной) войны на Кавказе, во время которой одной из главных целей Турции и ее партнеров являлось отторжение Кавказа от России и когда, в частности, была ими сделана серьезная попытка осуществления плана захвата Абхазского побережья и сопредельных с ним районов — события, с одной стороны, расшатавшие автономию Абхазии и ускорившие ее ликвидацию, а, с другой — вызвавшие новый подъем освободительного движения кавказских народов, поражение которого ознаменовалось переселением значительной части его участников в Малую Азию, автор счел необходимым посвятить данному вопросу специальную главу. Это тем более важно, что колонизаторские устремления западных держав и завоевательная политика султанской Турции, которые пытались в своих целях использовать антиколониальную борьбу народов Кавказа, потерпели полный провал.

[ 5 ]

Вопреки тенденциозным стремлениям зарубежных авторов (как XIX века, так и современных — западных и турецких) изобразить народы Кавказа лишь противниками России, боровшимися будто в большинстве своем на стороне султанской Турции и ее союзников, широкие массы населения края, как и во время других русско-турецких войн, в частности 1877— 1878 годов, оказали вооруженную, материальную и моральную поддержку русской армии; было продемонстрировано боевое содружество русских и закавказских воинов в борьбе с общим врагом. Что касается дореволюционной военно-исторической науки, подчиненной интересам царского самодержавия, то тема Кавказского театра Крымской войны и роль народов края были ею, в лучшем случае, оставлены в тени. Вместе с тем в нашей литературе до сих пор еще ощущается известное влияние этой науки в освещении событий в Абхазии, в частности, в трактовке позиции ее владетеля Михаила Шервашидзе (Чачба).

Разумеется, нельзя было пройти мимо и таких вопросов, как подготовка и проведение крестьянской реформы в Абхазии и связанного с ней крупного восстания 1866 года, непосредственно за которым последовала одна из самых значительных волн махаджирства здесь. Многие абхазские феодалы, напуганные крестьянской реформой в России и в ведущих районах Грузии и обострившейся классовой борьбой внутри княжества, а также недовольные преследованием Россией, особенно после Адрианопольского мира 1829 года, практики работорговли и вывоза невольников в Турцию, что лишало их важнейшего источника дохода, давно взяли курс на переселение в Турцию. Стремление это особенно активизировалось специфическим характером проведения крестьянской реформы в Абхазии, когда незадачливые царские администраторы, не нуждаясь более в широкой поддержке местной знати и преследуя определенные политические цели, стали отрицать право на землю даже у высшего сословия. Представители последнего в первую очередь и поспешили в Турцию, увлекая за собой подвластных им крестьян, среди которых с помощью мусульманского духовенства развернули широкую агитацию. Причем это были главным образом те абхазские феодалы, которые мечтали о восстановлении владетельской власти и всех старых привилегий князей и дворян, для достижения которого ориентировались на султанскую Турцию и другие иностранные государства. Часть крестьян и сама поддалась агитации за массовое переселение в Османскую империю.

Следующая задача работы — исследование коренных вопросов политической жизни Абхазии, сложившейся накануне и в связи с русско-турецкой войной 1877—1878 годов, в разгаре которой была сделана новая попытка иностранных государств овладеть Абхазским побережьем. Результатом этой войны для Абхазии было пол-

[ 6 ]

ное разорение края и самое массовое и почти исключительно насильственное переселение ее жителей в Османскую империю. В данном разделе рассматриваются и другие вопросы, связанные с войной — с событием, которое было важнейшим этапом внешней политики России второй половины XIX века, связанным с решением Восточного вопроса. В частности, подчеркивается, что кавказская проблема в целом являлась органической частью этой восточной политики, игравшей существенную роль вообще в жизни европейских держав. Следует также заметить, что официальная турецкая историография стремится оправдать захватническую политику султанской Турции, тогда как русская дворянско-буржуазная историография причиной рассматриваемой войны объявила лишь защиту интересов славян и оправдывала агрессивную политику царизма. Особое место занимает вопрос о восстании 1877 года в Абхазии. Вопреки господствовавшей официальной версии, это было одно из ярких народных движений в Абхазии в XIX веке, в каком плане оно и исследуется в работе. Между тем даже в некоторых последних работах по истории Кавказа данное восстание рассматривается как «мятеж», организованный правящими кругами Турции и их агентурой в Абхазии.

Махаджирство на Кавказе продолжалось периодически в течение почти всего XIX века и вплоть до начала первой мировой войны. Однако это движение имело несколько, уже отмеченных выше, основных этапов, связанных, как правило, с крупными внутренними и международными событиями, когда оно становилось особенно массовым 6, причем на большом пространстве Кавказского края или в отдельных его частях. И именно на этих этапах переселенческая проблема превращалась в важную часть внешней и внутренней политики как России и Турции, так и отчасти европейских держав, особенно Англии, захватнические интересы которой в данном районе необходимо рассматривать в широком плане британской экспансии на Ближнем и Среднем Востоке, в плане борьбы против интересов России. Если говорить конкретно об Абхазии, то соперничавшие с Россией страны прекрасно учитывали стратегическое положение этого края, связывающего Закавказье с Северо-Западным Кавказом — факт, не в меньшей степени оценивавшийся самой Россией, которой обладание Абхазским побережьем давало возможность вплотную подойти к горским племенам, находившимся под влиянием Турции и закрывавшим доступ к Черному морю. Вместе с тем из политических устремлений всех названных государств по отношению к Кавказу

[ 7 ]

в целом вытекала и совершенно определенная их экономическая заинтересованность. Поэтому, например, русский царизм пытался расширить и укрепить свои позиции здесь не только политическими и военными методами, но и целой системой экономических мероприятий. Действенным же средством борьбы против окончательного утверждения России на Кавказе европейская и турецкая дипломатия всегда считала горцев. Этому она придавала и большое международное значение. Это подтверждается, в частности, тем, что в зарубежной политической литературе того времени широко проводилась мысль о том, что горцы Кавказа «прикрывают собой Турцию, Персию, Индию и даже Европу» 7.

В работе вскрываются и другие причины заинтересованности в махаджирской проблеме со стороны всех упомянутых государств. Выясняется роль известных кругов местной феодальной знати, предательская деятельность которых была вообще одним из решающих факторов, инспирировавших переселенческое движение, что в свою очередь также значительно облегчало иностранным государствам вмешательство во внутренние дела края. В числе главных экономических и социально-политических причин почти непрерывного переселения горцев, причин, которые порой оказывались различными для отдельных народов, но имелись и общие для всех них, были: стремление трудящихся избавиться от тяжелой и обидной жизни на родине, колониальная политика царизма и желание реакционных кругов местной феодальной знати избавиться от «ненадежных» и «вредных» элементов (в первую очередь активных участников национально-освободительного движения и антифеодальных выступлений) и получить дополнительные земельные фонды. Ставя вопрос о выселении кавказцев в широком плане, царизм стремился избавиться от «непокорного» населения вообще и таким образом, с одной стороны, ослабить физически и духовно народы Кавказа, а с другой— получить для колонизационных целей обширные земли. В этом случае особенно проявлялась своеобразная форма классовой борьбы: пассивный протест населения против «новых порядков» —колониального режима. Сами представители этого режима недвусмысленно писали: «Стремление к переселению в Турцию служило и служит в этом населении выражением протеста против всякой правительственной меры, которая покажется для него почему-то неприятною или же тягостною» 8.

Надо иметь в виду и историческую обстановку, в какой возник

[ 8 ]

вопрос о массовой эмиграции кавказского населения. Для царизма время это было весьма тревожное, характеризовавшееся подъемом революционного движения народных масс в стране. Правительство спешило решить кавказскую проблему, чтобы затем все силы бросить против внутреннего классового врага. С другой стороны, оно опасалось, что горцы Кавказа могут быть использованы против России при осложнении международной обстановки, особенно в случае новой войны с Турцией. Вдохновителем переселения была Османская империя, которая, выступая в роли «покровителя» мусульманских народов, стремилась завлечь к себе как можно большее число кавказцев. Что касается европейских держав, то их позиция в этом вопросе совпадала с турецкой, поскольку она выражала антирусскую политику. Но когда переселение горцев приняло всеобщий характер, серьезно забеспокоились как те, так и другие, поскольку «очищение» Кавказа от коренного населения могло прочно закрепить этот край за Россией, чего они больше всего и боялись. Поэтому со стороны последних начинаются всевозможные интриги среди переселенческой массы. Преступную роль играли, помимо уже известных протурецких элементов, местные князья и дворяне, власть и влияние которых были в значительной степени ограничены, особенно буржуазными преобразованиями 60 — 70-х годов в Абхазии, те феодалы, которые, заняв антирусскую позицию, боролись за восстановление старых феодально-патриархальных устоев, как это имело место и на всем Северо-Западном Кавказе. Иные же из них, по той или иной причине не ужившись с царскими администраторами или просто провинившись перед последними, избегали неминуемого наказания. Эти помещики, стремясь таким образом сохранить свои феодальные права и привилегии, удалялись в султанскую Турцию, в деспотическом строе которой многие из них видели идеал политического и религиозного устройства. Будучи безразличными к судьбе родины, они всячески подстрекали к переселению обманутых ими крестьян, при этом широко пользуясь бытовавшими патриархально-феодальными отношениями и родовыми институтами.

Освещению этого последнего факта и вообще анализу социальной жизни абхазов той поры, уровень развития которой имел немаловажное значение в истории махаджирства, уделяется особое внимание. Наличие указанных отношений, тяготение вековой традиции и обычного права над крестьянами приводило к тому, что если влиятельное лицо переселялось в Турцию, то за ним следовали не только самые близкие люди, но и многие псевдо-родственники и зависимые крестьяне. Еще более серьезное значение в этом деле приобретало наличие действительных родственных отношений. Надо иметь в виду, что в числе нравственных черт абхазов и вообще кавказцев наблюдались весьма сильные и ши-

[ 9 ]

роко распространенные родственные связи. Особо следует сказать и о том, что здесь идея национального и государственного единства в период махаджирства не достигла еще существенного развития. То есть этническая жизнь абхазов, оставаясь в целом на уровне патриархально-феодальных отношений, не успела еще выработать прочного и единого национального самосознания. Султанская Турция на протяжении веков всемерно препятствовала процессу объединения абхазских племен 9, как, например, и соседних адыгейских, в единое политическое целое. Противник всякого прогресса, она консервировала социально-экономическую и культурную отсталость кавказских народов. Английские колонизаторы поддерживали и направляли эту политику Османской империи. Царизм же на Кавказе пока преследовал прежде всего свои стратегические завоевательные цели, хотя уже с конца 20-х годов и начинаются первые попытки систематической колониальной эксплуатации края 10. Касаясь истории абхазского махаджирства, народный поэт Абхазии Д. И. Гулиа указывал и на тот факт, что «отсутствие в Абхазии твердого и дальновидного национального руководителя сказалось пагубно на судьбе народа» 11.

Большое количество людей уходило из Абхазии и вообще с Кавказа в Турцию также на почве «пленопродавства» (работорговли) — неизменного спутника грабежей и набегов. Это поистине национальное бедствие, история которого восходит к весьма отдаленным временам, в определенной степени продолжалось вплоть до 60-х годов, т. е. до тех пор, пока политическое укрепление России на Кавказе в целом и процесс разложения феодализма не подорвали основы работорговли. Убыль населения происходила и по другим причинам. Необходимо серьезно учесть также религиозные мотивы. Мусульманство, исповедовавшееся известной частью населения, в сознание которой внедрялось представление о турецком султане как о главе «правоверных», т. е. верховном покровителе и властелине всех мусульман, играло определенную роль во многих событиях, имевших место в Абхазии и на Северо-Западном Кавказе в XIX веке. Однако, несмотря на все усилия англо-турецкой агентуры и мусульманского духовенства, в отличие от Восточного Кавказа, где борьба против колониальной политики царизма велась под знаменем «священной» войны — газавата и возглавлялись мюридами, а мюридизм направлялся

[ 10 ]

против установления влияния России в крае, антиколониальная борьба на Западном Кавказе не носила религиозной окраски. Но в то же время значительная масса кавказского горского населения, особенно ее мусульманская часть, новым своим местожительством предполагала Турцию, казавшуюся ей «меньшим злом» прежде всего как единоверную страну. Именно общность религии, исповедание мусульманской веры, главой которой считался турецкий султан, являлась основной исторической нитью, которая «связывала» кавказское мусульманское население вообще с Османской империей. Среди других «нитей» следует иметь в виду давние политические и торговые связи. Особое значение имело то обстоятельство, что кавказские горцы, многие из которых номинально подчинялись Турции, «общий язык получили... лишь с исламом» 12, т. е. языком общения их был турецкий. При султанском дворе постоянно фигурировали кавказского происхождения феодалы, а в гаремах содержались горянки 13. Это порождало родственные и личные связи. С Турцией абхазы вообще издавна поддерживали разносторонние отношения. Многие феодалы, особенно члены владетельского дома, экономически и политически были связаны с Турцией. Некоторые их дети получали воспитание в столице империи, где усваивали язык, обычаи и т. д. Наиболее ловкие из них устраивались там довольно удачно. Нередко достигали важных должностей и отдельные лица из проданных в свое время мальчиков. Те и другие вызывали к себе своих близких. Особенно широки были связи на почве родства (главным образом по женской линии), а в Абхазии такие отношения, как известно, чтились весьма глубоко. На это обстоятельство указывал, например, П. К. Услар. Он писал, что «родственная связь между семейством и увезенною за море девушкой не прерывалась без следа» 14. Причем этот увоз «прекрасных уроженок» края чаще всего происходил на почве «чудовищного торга». Но при этом надо знать особенность мусульманского брака и то, что в отношении указанных лиц речь шла о готовившемся им «законном браке, нередко даже самой блестящей будущности» 15. Некоторые из них, устроившись удачно, приобретали большое влияние. Они и вели активную пропаганду о «прелестной» жизни в Османской империи. В результате всего этого среди горцев создавалось весьма преувеличенное представление о могу-

[ 11 ]

ществе и богатстве этой страны, о ее готовности оказать всеобъемлющую помощь в борьбе, о которой правящие круги Турции старались создать впечатление как о действии против общего врага — России и этим скрепить «союз». В отдельных районах Кавказа имелись и сугубо специфические условия, способствовавшие махаджирскому движению. Словом, было много обстоятельств, которые так или иначе принуждали население Кавказа переселяться и именно в султанскую Турцию, несмотря, как подчеркивал еще генерал А. П. Ермолов, говоря об Абхазии, на «чрезвычайную привязанность жителей здешних стран к месту рождения» 16.

Нельзя не согласиться с выводом исследователя кавказского махаджирства М. С. Тотоева, который, перечислив основные причины переселения горцев в Турцию, утверждает, что все эти моменты не вызвали бы массового их переселения, если бы не провокационная политика царских колонизаторов, и эмиграция горцев являлась одной из форм протеста масс против режима, насаждавшегося царизмом 17. Но, с другой стороны, не было бы, конечно, массового махаджирства, если бы сама Турция, влияние которой на кавказские народы было еще достаточно сильно, не способствовала этой трагедии, пользуясь тяжелым социально-экономическим и политическим положением горцев, заманивая отчаявшихся или, в ряде случаев, насильственно переселяя их, исключительно в своих интересах, в безлюдные пространства обширной империи. Односторонний подход исключается. После выяснения всех отмеченных обстоятельств, обусловивших трагическую, эпопею абхазского махаджирства, что является одной из основных задач настоящего труда, вряд ли будут казаться загадочными те абхазы, которые снялись с насиженных мест, воистину райских уголков, где, как говорится, расцветают даже сухие палки, если воткнуть их в землю, и кинулись неведомо куда.

В работе делается попытка, насколько это позволяют материалы, определить примерное количество переселенцев, выяснить не только причины, но и характер ухода их с родины в каждом конкретном случае. При этом подчеркивается, что абхазское махаджирство было одним из потоков в общем переселенческом движении кавказских народов — адыгов (черкесов), грузин, чеченцев, дагестанцев, карачаевцев, балкарцев, осетин и других; оно рассматривается на общем фоне этого движения. В работе дается также подробное описание трагических условий переселения и еще более трагического положения кавказцев в Османской империи, где, в зависимости от классовой принадлежности, по-разно-

[ 12 ]

му складывается их судьба. Надо иметь в виду и то обстоятельство, что переселение шло в страну более отсталую в социально-экономическом и культурном отношениях, чем Россия. Переселенцы попадали также в еще более тяжелые условия национального гнета. Это ускоряло процесс их денационализации.

Когда говорится о махаджирском движении, то имеется в виду не только выселение части народов Кавказа в Османскую империю, но и ее стремление вернуться на родину, т. е. обратная эмиграция. А процесс возвращения на Кавказ начался сразу же, поскольку переселенческие массы, попав в невероятно тяжелые условия, были глубоко разочарованы, стало ясно, что они оказались жертвой чуждой им политики и интересов. Но вернуться на родину, в силу запрета и строгости турецкого и царского правительств, было гораздо труднее и сложнее, почему мечта этих переселенцев о возвращении в родные края и осуществлялась лишь частично.

Большого внимания заслуживает также вопрос об отношении русской, грузинской и мировой, в частности, турецкой и других ближневосточных стран, прогрессивной общественности к махаджирам и махаджирскому движению. Не менее интересна патриотическая позиция в этом вопросе передовых представителей как местной, так и зарубежной кавказской горской общественности. В работе освещаются разные аспекты отношения русского общества к кавказским народам. Осуждая политику царизма на Кавказе, передовые русские люди сочувственно относились к борьбе горцев за свою свободу, против социального и национального гнета. Они ратовали за тесное содружество русского народа с народами Кавказа, за их экономическое и культурное развитие. Даже в маленькой и заброшенной Абхазии было немало русских вольнодумцев, которые не только выражали эти идеи, но и пытались осуществить их практически. Это были, в первую очередь, сосланные сюда еще в 30-х годах декабристы и их единомышленники. Имелись и такие, которые с оружием в руках становились в ряды борцов за свою независимость. Наблюдалось также установление нормальных отношений на почве торговли и т. д. Таким образом, вопреки царизму и его чиновникам шел объективный процесс сближения народов, происходили глубокие перемены в их судьбах, определяемые ролью великого русского народа.

В работе красной нитью проводится мысль о том, что абхазы относятся к тем народам, которые в результате присоединения к России, вступившей в новый период своей истории, были избавлены от угрозы полного порабощения более отсталыми, чем Россия, восточными деспотиями — султанской Турцией и шахским Ираном, от тормозившей развитие кавказских народов военно-феодальной экспансии. Подчеркивая таким образом значение международных аспектов в подходе к проблеме присоединения и вместе

[ 13 ]

с тем рассматривая прогрессивный характер этого явления в широкой исторической перспективе, мы констатируем тот факт, что абхазский народ постепенно избавлялся от этнической разобщенности, феодальной раздробленности и междоусобных войн, углублявших замкнутость хозяйственной жизни, ускорялась ломка патриархальных отношений, страна втягивалась в общее русло экономического развития России, в ней росли производительные силы 18, народ приобщался к передовой русской культуре, на новую ступень поднималась здесь национальная и социальная борьба трудящихся.

Однако, подчеркивая объективно-историческую прогрессивность присоединения народов к России, нельзя забывать, что в ряде случаев это присоединение носило характер завоевания. И даже тогда, когда акт присоединения совершался на основе договора или добровольного соглашения, население присоединенной территории все равно, оказывалось под властью русского царизма с характерными для него военно-феодальными методами управления 19. Кавказ в целом относился к тому типу окраин дореформенной, феодально-крепостнической России, который В. И. Ленин называл колониями «чистейшего типа» 20. При чем активизация политики царизма здесь, как и вообще на окраинах империи, с самого начала была связана со стремлением развивать феодально-крепостнические отношения вширь, а также обеспечить отечественную промышленность новыми рынками сбыта и источниками сырья. В конкретном же вопросе махаджирства политика царизма заключалась в том, что, принуждая к нему, он добивался освобождения горских земель в целях развития широкой колонизации края, а также из военно-стратегических соображений. Все это с первых же лет закономерно вызывало стихийное возмущение местного населения. В Абхазии, как и в других районах Кавказа, борьба эта часто носила двоякий характер — антифеодальный и антиколониальный, приобретая нередко общенародное значение. Сплошь и рядом борьбу пытались возглавить местные феодалы в своих интересах, что не могло не влиять на размах движения. В нашей исторической литературе уже восстановлена подлинная картина народных выступлений на Кавказе в XIX веке, в том числе Абхазского (Лыхненского) восстания 1866 года 21, выяснена степень участия в них отдельных социальных групп, являвшихся носителями различных политических тенденций. Жестоким колониальным гнетом царской России, которому подвергались народы Кавказа, и вызывавшимися этим протестами и подчас мощными народными выступлениями старались воспользоваться соперничавшие с Россией державы, а им

[ 14 ]

способствовали определенные круги местной феодальной знати, которые ориентировались на эти внешние силы по уже известным нам причинам.

Как видно из сказанного выше, махаджирская проблема рассматривается в свете истории международных отношений. Вообще Кавказ с его природными богатствами и выгодным географическим положением в XIX веке приобретает важное международное значение, почему вопросы, касавшиеся западных районов этого края, находились в значительной степени в ведении Министерства иностранных дел России 22. Все это обуславливает необходимость рассмотрения истории взаимоотношений последней с кавказскими народами на широком фоне международной политики ряда держав, особенно Англии и Франции, которые, став на путь колониальных захватов на Востоке и преследуя свои экономические и политические цели, стремились к ослаблению России и вытеснению ее с Кавказа 23. Важной задачей является вскрытие классовой сущности кавказской политики названных государств, связь ее с интересами и потребностями их правящих кругов. Вспомним слова В. И. Ленина о том, что «нет более ошибочной и более вредной идеи, чем отрывание внешней от внутренней политики» 24. В ходе исследования автор стремился подвергнуть критике ложные концепции буржуазные европейских и турецких фальсификаторов истории Кавказа XIX столетия.

В предпоследней главе монографии характеризуется политическая обстановка, сложившаяся в пореформенной Абхазии, когда абхазы были объявлены «виновным населением» и «временными жителями» родной земли и соответственно были внесены изменения в «Положение» о проведении крестьянской реформы; речь идет также о судьбе махаджирских земель, о вопросе, связанном с колонизационной политикой царизма. Однако эти колонизаторские мероприятия не имели ничего общего с трудовой деятельностью самой массы русских и других переселенцев-тружеников, также испытывавших политический гнет. Развернувшаяся во второй половине XIX века колонизация Абхазии была в значительной мере крестьянской, земледельческой. Вместе с тем начинается пролетарская колонизация, чему особенно способствовало приморское положение Абхазии. Развитие в России капитализма вширь объективно оказывало плодотворное влияние на все стороны экономической жизни Абхазии, которая вместе со всей Грузией являлась частью целого народнохозяйственного организма России, той России, важнейшим фактором политической жизни которой стало рабочее движение. Развитие капиталистических отношений в Абхазии к концу XIX —

[ 15 ]

началу XX века, сдвиги в области экономики, тенденция к хозяйственному объединению районов, приводившие к общности экономической жизни, а также другие факторы обусловили образование абхазской буржуазной народности. Результатом общего развития Абхазии рассматриваемого периода был рост классового самосознания трудящихся края, нашедший свое проявление в ярких фактах борьбы. Важнейшим явлением было зарождение рабочего класса и его революционного движения, которое в начале XX столетия увенчивается созданием здесь социал-демократической организации и связано с самого начала с борьбой рабочих всей Грузии и русских приморских городов. Все эти и другие связанные с данным процессом вопросы анализируются в завершающей главе — «Экономическое, социально-политическое и культурное состояние Абхазии на исходе XIX века».

Заключение работы посвящается главным образом характеристике дальнейшей жизни махаджиров на чужбине. По-разному складываются судьбы безжалостно разрезанного XIX веком надвое абхазского народа. Здесь — рожденная Великим Октябрем, счастливая и полнокровная жизнь Абхазской Автономной Советской Социалистической Республики в единой братской семье народов СССР, строящих светлое здание коммунизма. Там, в условиях капиталистического строя,— бесправная, тяжелая доля трудовых масс.

Документы, хранящиеся в центральных и местных архивохранилищах (главным образом в фондах Центрального государственного военно-исторического архива СССР— ЦГВИА, Центрального государственного архива Октябрьской революции СССР — ЦГАОР, Центрального государственного исторического архива СССР — ЦГИА, Архива внешней политики России — АВПР, Центрального государственного исторического архива Грузинской ССР — ЦГИАГ и Государственного архива Краснодарского края — ГАКК) и другие первоисточники, содержащиеся в различных публикациях и повременных изданиях («Акты, собранные Кавказскою археологическою комиссиею» — АКАК, т. I—XII, Тифлис, 1866—1904 25; «Переселение горцев в Турцию». Сост. Г. А. Дзагуров. Ростов н/Д, 1925; «Документы по истории Грузии», серия II, т. I, ч. 1, 1954; ч. 2, 1960, Тбилиси), данные периодической печати — столичных газет и журналов и органов местной прессы («Русский мир», «Голос», «Русские

[ 16 ]

ведомости», «Тифлисский вестник», «Кавказ», «Морской сборник», «Военный сборник», «Кавказский сборник», «Сборник материалов для описания местностей и племен Кавказа» и т. д.), произведения мемуарного характера ([Ф. Ф. Торнау]. Воспоминания кавказского офицера. М., 1864; Осман-бей. Воспоминания 1855 г. События в Грузии и на Кавказе. «Кавказский сборник», 1877, т. II; К. А. Бороздин. Закавказские воспоминания. СПб., 1885; А. Фонвилль. Последний год войны Черкесии за независимость. 1863—1864 гг. Краснодар, 1927; Канитц. Дунайская Болгария и Балканский полуостров. СПб., 1876; Я. Абрамов. Кавказские горды. Краснодар, 1927) и прочие материалы, относящиеся в основном к главной теме настоящей монографии — абхазскому махаджирству, довольно разнообразны и имеются в достаточном количестве, но слишком противоречивы. В них отчетливо преломляются различные политические и иные взгляды и умонастроения. Главная особенность большинства материалов — тенденциозность. На многих из них лежит печать великодержавной завоевательной политики царизма. Страдают они также неполнотой и обилием фактических ошибок. В то же время, благодаря практическому отсутствию письменности у абхазов и весьма слабому распространению среди них иноязычной письменности, у нас, к сожалению, мало документов, которые исходят от самих переселенцев. Но махаджирство в известной степени было предметом внимания прогрессивной прессы и вообще более или менее объективных органов печати того времени (русской, грузинской и мировой). Особо следует выделить газеты «Дроэба», «Иверия», «Русские ведомости», «Голос», «Тифлисский вестник». Судьба абхазских махаджиров волновала и многих передовых людей эпохи. Большой интерес представляют также материалы устных источников: свидетельства современников и памятники фольклора — махаджирство, естественно, оставило глубокий след в устном творчестве абхазского народа. При этом сообщения некоторых непосредственных участников событий были зафиксированы и опубликованы еще в тот период.

[ 17 ]

Тем не менее источниковедческая сторона проблемы в целом представляет большую трудность. Не все аспекты истории абхазского махаджирства и связанные с ней вопросы можно осветить с достаточной степенью полноты. Предшествующая весьма скудная литература по основной теме работы дает в целом слишком мало опорных точек, которые могли бы быть использованы для дальнейшего анализа. Немногие дворянско-буржуазные авторы (А. П. Берже, А. Н. Дьячков-Тарасов, С. С. Эсадзе, К. Д. Мачавариани и др.), по существу, лишь вскользь касались вопроса об абхазском махаджирстве, а некоторые из них освещали его с великодержавно-монархических позиций. Следовательно, работы этих авторов могут представлять интерес только с точки зрения использования содержащихся в них фактических

данных, причем среди них в этом отношении выделяется книга 3. Чичинадзе (название на грузинском языке – не распознано).

Зарубежная буржуазная историография, изображающая в ложном свете роль России в истории международных отношений XIX века, всю ответственность за переселение кавказских народов, как правило, возлагает на царское правительство. Один из первых по времени авторов — Карлаиль Мак-Коан, например, так и объясняет эту эмиграцию только «строгостью, с которой русское правительство обошлось с большинством» кавказских племен после Крымской войны и, в особенности, пленения Шамиля 26. Указанные авторы при этом приукрашивают и маскируют агрессивную политику Британской империи и других западноевропейских государств. Эти страны, особенно Англия, апологетами западного колониализма рисуются бескорыстными миротворцами и пекущимися с самого начала о судьбах народов Кавказа 27. Особое место занимает мемуарная литература, представленная записками, дневниками и воспоминаниями всевозможных агентов, разведчиков, авантюристов 28. Труды многих авторов носят протурецкий характер. Но некоторые историки вскрывают роль правящих кругов своих стран в Восточном вопросе, порицают политику султана по отношению к порабощенным народам.

В духе антирусской политики рисуются события и турецкими историками. Пытаясь оправдать преступную деятельность своего правительства по отношению к народам Кавказа, они доказывают, что мусульманское население этого края якобы всегда испытывало «чувство любви и преданности» к султанской Турции. В этом отношении особенно отличается работа профессора Ахмеда Джавада Эрена «Вопросы переселения и переселенцев в Турции», изданная в Стамбуле в 1966 году. Это — образчик фальсификации истории кавказских народов, особенно после Крымской войны. Говоря, в частности, о переселении горцев Северного и Западного Кавказа в Турцию, автор утверждает, что Турция якобы не была причастна к этому трагическому событию. Искажая историческое прошлое мусульманских народов Кавказа, Эрен до-

[ 18 ]

говаривается до того, что отождествляет их с турками, а территорию, занимаемую ими, объявляет исконно турецкой 29.

В советской исторической литературе по проблеме кавказского махаджирства имеются лишь отдельные работы, очень ценные, но по существу локального характера 30. Что касается абхазского махаджирства, то оно, как отмечалось, еще не было объектом специального исследования, а в указанных работах, о нем, можно сказать, даже не упоминается. Исследователи истории Абхазии касались этого вопроса лишь мимоходом (если не иметь в виду небольшую статью И. Г. Антелава, посвященную событиям 1877 — 1878 .годов в Абхазии 31, и работу Ш. В. Магрелидзе «Турецкие войска в Абхазии в 1877 гг.» 32), в своих общих трудах, интересуясь главным образом отдельными его сторонами (К. Д. Кудрявцев, А. В. Фадеев, А. А. Олонецкий, Г. А. Дэидзария и др.).

Для нашей темы представляет интерес литература по истории Кавказа XIX века вообще. После присоединения кавказских областей к России об этом крае, в том числе и об Абхазии, начали писать многие политические и дипломатические деятели, военные и гражданские чиновники, ученые и духовные лица, литераторы и просто путешественники. Некоторые русские ученые, литераторы, деятели искусства серьезно изучали, особенно с 60-х годов, историю, археологию, этнографию, природные богатства, хозяйственный и социальный строй, культуру края. Часть этого разнохарактерного материала издавалась отдельными книгами и брошюрами, часть печаталась в журналах и газетах. Но в данном случае, естественно, нас интересует чисто историческая литература, притом определенного аспекта, взгляды ее официальных представителей. Русским дворянским и буржуазным историкам было свойственно стремление оправдать захватническую политику царизма и затушевать военно-феодальные методы ее колониальной деятельности. Все народы, стойко сопротивлявшиеся этим методам, характерным для экспансионистской политики феодальных государств,

[ 19 ]

являлись в глазах названных авторов, особенно в великодержавно-шовинистических описаниях В. А. Потто, ничем иным, как «разбойниками», «хищниками» и пр. Они призывали к решительным действиям по «усмирению буйных сынов Кавказа». Освободительная борьба кавказских горцев изображалась как одно из проявлений якобы извечной религиозной борьбы между мусульманством и христианством.

Возьмем, например, Р. А. Фадеева, достаточно подробно касавшегося вопроса о переселении в Турцию горцев Северо-Западного Кавказа. Этот великодержавный историк уверял, что переселение горцев произошло будто помимо царского правительства, которое имело лишь одну цель — «сдвинуть горцев с восточного берега Черного моря и заселить его русскими», т. е. переселить горцев на равнины, окруженные со всех сторон казачьими станицами. Оправдывая дальше царизм, он писал, что не было и причины удерживать горцев от переселения в Турцию, так как в противном случае Кавказская война затянулась бы «на лишний год». Переселение горцев Фадеев признавал целесообразным еще и потому, что считал их «малопроизводительными». Одним словом, например, «земля закубанцев нужна была государству, а них самих не было никакой надобности» 33. В таком духе рассуждал и А. И. Лилов, который доходил даже до обвинения горцев, которые якобы по своей инициативе «решились (в 1864 году. — Г. Д.) переселиться в Турцию»; «следовательно, все невыгоды, сопровождавшие их переселение, они навлекли на себя сами» 34. А некий А. Нисченков также без зазрения совести утверждал, что переселение горцев — эта настоящая человеческая трагедия — вполне отвечала» желаниям и интересам не только царского правительства, но и, оказывается, самих горцев 35. Еще более цинично писал об этом Е. Прудков в своих очерках «Из Сухума» 36. А П. П. Короленко называл абхазов не иначе как «вечно мятежными азиатами» 37. Вообще это был один из тех дореволюционных авторов, которые занимались историей кавказских народов постольку, поскольку это было необходимо для политических надобностей царской администрации. Официальный историк кавказских войн генерал Н. Ф. Дубровин в первом томе своего широко изустного сочинения «История войны и владычества русских на Кавказе» (т. I, СПб., 1888) раздел о черкесах начинает с рубрики: «Одеж-

[ 20 ]

 да черкеса, его жизнь и хищничество». Он просто повторяет характеристику царских администраторов, в глазах которых все народы, населявшие Кавказский хребет и его предгорья, были на одно лицо: «мошенники», «злодеи» и «коварные хищники» 38. Это и понятно. Дубровин — апологет колониальной политики царизма на Кавказе и вообще на Востоке. Другой ревностный выразитель этой политики, А. М. Зайончковский, устремления царизма на Кавказе рассматривал как акт усмирения не поддающихся покорению народов края 39. В таком духе писал и А. Юров 40. Не лучшим образом думал Н. Башенев, который «серьезное значение» заключительного этапа Кавказской войны определял уже тем, что «военные действия на Западном Кавказе сняли с исторической карты некоторые кавказские народности и уничтожили даже память о них», народности («дикие кавказские племена»), которые, оказывается, даже были «настроены враждебно» против развития в своей собственной среде «образования и народного благоустройства» 41. Незадачливый автор вместе с тем, вступая в принципиальное противоречие со своими позорными рассуждениями, развивал мысль о том, что «горцы, отстаивая свою независимость, оказали большое сопротивление при завоевании Кавказа... Кавказ, по своим топографическим условиям, явился для горских обществ, желавших сохранить свою независимость, естественной крепостью» 42.

Для дореволюционной историографии характерно также ложное обвинение горцев в измене России, как это имело место, например, после русско-турецкой войны 1877 — 1878 годов по отношению к абхазскому народу. Апологеты царского самодержавия вместе с тем, по существу, обходили вопросы внутренней истории кавказских народов. Основной методологический порок старой историографии в том и заключался, что ее представители не занимались изучением экономической жизни края, не вскрывали процессов развития производительных сил и производственных отношений; социально-экономический строй рисовался вне классовой борьбы крестьянства. В лучшем случае дело ограничивалось поверхностным изучением социально-экономической жизни местного населения с точки зрения буржуазных или дворянских правовых норм. Многие авторы преувеличивали реальное значение патриархально-родового уклада в общественном строе горцев Кавказа, в

[ 21 ]

том числе абхазов. Все они стремились выделить местных князей и дворян, рисуя их в светлых тонах, замаскировывая их эксплуататорскую сущность. Оставались нераскрытыми также отдельные стороны турецкой истории, без анализа которых нельзя было правильно осмыслить некоторые важные события на Кавказе. Совершенно был прав О. И. Бакст, переводчик и издатель книги А. Убичини и П. де Куртейля «Современное состояние Оттоманской империи» (СПб., 1877), когда писал: «Мысль русского читателя вот уже два года почти всецело поглощена Турцией; однако же, многие ли у нас имеют хоть сколько-нибудь ясное понятие о внутреннем устройстве Турецкой империи, особенно за последние три-четыре десятилетия» (стр. V).

Однако в некоторых трудах указанных историографов России содержится и обильный фактический материал по истории Кавказской войны и социально-экономическому быту народов края. Например, в сочинениях того же академика Н. Ф. Дубровина, которого, несомненно, можно отнести к числу лучших историков-кавказоведов второй половины XIX столетия, определенное место занял вопрос о роли народных масс и различных слоев и групп кавказского населения в военных и социально-политических событиях XIX века.

Имея в виду классовую ограниченность и тенденциозность домарксистской социологии и историографии, В. И. Ленин говорил, что они «в лучшем случае давали накопление сырых фактов, отрывочно набранных, и изображение отдельных сторон исторического процесса» 43.

Особое место занимает М. Н. Покровский, ставший затем крупным советским историком. В своих статьях по внешней политике России в XIX веке, написанных для «Энциклопедии» бр. Гранат, он выступает с разоблачением политики царизма на Ближнем и Среднем Востоке, предпринимает попытку показать классовую сущность этой политики 44. В частности, работа «Завоевание Кавказа» 45  имела важное значение в осмыслении Кавказской войны, хотя уже само название ее сразу настораживает. Вообще же, как признавал сам Покровский в 1924 году, эти сочинения его «написаны в 1907— 1910 гг. и, с точки зрения общей концепции, порядочно устарели» 46. Он, в частности, допускал известную идеализацию мюридизма. Для изучения политической обстановки, сложившейся на Кавказе в рассматриваемый период, большое значение имеют сочинения передовых представителей национальной интеллигенции. Отношение современников ко многим важным

[ 22 ]

событиям этого времени нашло также отражение в художественных; произведениях выдающихся кавказских писателей.

В основе концепции, которой придерживается в отношении истории Кавказа XIX века большинство зарубежных буржуазных, особенно англо-американских, историков, лежит традиционная для них версия об извечном якобы стремлении русской нации к мировому господству 47. Преувеличивая агрессивность внешней политики России, многие из этих авторов вместе с тем, как отмечалось выше, стараются приписать западному колониализму бескорыстные и миролюбивые намерения. Естественно, они совершенно отрицают объективно прогрессивные последствия присоединения народов Кавказа к России. Отождествляя русский царизм и русский народ, буржуазные фальсификаторы истории в то же время затушевывают классовые противоречия среди коренных обитателей Кавказа, которые изображаются как исконные врага России. Турецкие буржуазные националисты, в частности, стараются представить борьбу горцев как выражение панисламистских и пантюркистских тенденций, имевших будто бы распространение среди кавказских мусульман. В Турции вышло и выходит немало работ, которые извращают русско-кавказские отношения, пытаются оправдать реваншистские устремления Константинополя. Вместе с тем для ряда турецких авторов характерно стремление умолчать о том, что Турция уже в первой трети XIX века все более становится объектам колониальной экспансии западных держав, руководствовавшихся планами захвата как османских, так и иранских территорий и делавших попытки ограничить влияние России на Ближнем и Среднем Востоке 48. Следует также отметить, что некоторые современные буржуазные историки Турции неверно освещают внутреннюю историю России и Кавказа; они совершенно не касаются социальных противоречий и борьбы кавказских и других народов Российской империи против царизма 49. Но в то же время в турецкой историографии появляются взгляды, связанные с разоблачением подстрекательской, экспансионистской политики Англии, Франции и других европейских стран на Востоке, в частности

[ 23 ]

в Турции 50. Так, профессор Исмаил Хаккы Узунчаршылы в своем многотомном исследовании «Османская история» (Анкара, 1956) прямо пишет, что правительства этих государств «всегда натравливали Османскую империю против России» 51. Вообще труд Узунчаршылы представляет несомненный интерес для специалистов, занимающихся изучением средневековой и новой истории Турции 52.

Советские исследователи 53 дали принципиально новую постановку основных проблем истории Кавказа XIX века, разоблачая зарубежных буржуазных историков и в то же время осуждая тех отечественных авторов, которые допустили отход от марксистско-ленинских принципов в изучении истории Кавказского края указанного периода.

Как известно, одно время в нашей исторической литературе наблюдалась безмерная идеализация Шамиля, недооценка объективных последствий присоединения к России («абсолютное зло»), хотя и вскрывалась классовая сущность колонизаторской политики царизма, показывался героизм освободительной борьбы кавказских народов. Впоследствии же некоторыми авторами в освещении Кавказской войны, напротив, был допущен, можно оказать, произвол. Национально-освободительное движение горцев Кавказа, извращенное освещение которого доводилось ими до прямого признания явлением реакционным, религиозным, объявлялось в целом возникшим и развивавшимся вследствие воздействия со стороны Турции и Англии, а его вожди (Шамиль и др.) — агентами этих государств. Причем версия об агентурном, реакционном характере данного движения основывалась, как правило, на тенденциозных донесениям царских военных и гражданских чиновников. В связи с этим и имея в виду, что Россия стояла выше по уровню общественно-политического развития, иные историки доходили до идеализации политики царского самодержавия на Кавказе, сливая таким образом понятия русского царизма и русского народа 54.

Советские историки, сосредотачивая главное внимание на анализе социально-экономических факторов, восстановили подлинную картину антиколониальным движений, раскрыли сложный характер

[ 24 ]

тер освободительной борьбы народов России. Надо заметить, что буржуазные историки, яростно нападая на советскую историческую науку, как известно, наибольшему сомнению подвергают объективность исследования советских ученых колониальной политики царизма, влияния России на исторические судьбы присоединенных ею народов и национально-освободительного движения последних, т. е. будто бы все это изображается в розовом свете («абсолютное благо») 55. Между тем советская историография имеет большой опыт в объективном освещении указанных процессов, во всех их глубоких противоречиях. Она руководствуется положением о том, что признание прогрессивности присоединения к России нисколько не противоречит одновременному признанию в нем реакционного характера политики царизма. В. И. Ленин в работе «Развитие капитализма в России» писал, что «признание прогрессивности» исторической роли капитализма в хозяйственном развитии страны «вполне совместимо... с полным признанием отрицательных и мрачных сторон капитализма» 56. Достаточно сослаться на двенадцатитомную «Историю СССР», чтобы убедиться в лживости утверждения названных незадачливых «критиков». В этом фундаментальном обобщающем труде виднейших советских историков вслед за положением о прогрессивной роли России в отношении ряда народов Востока говорится, что, однако, «прогресс в условиях эксплуататорского строя всегда осуществлялся цёной невероятных бедствий и тяжелых лишений трудящихся масс, а порой и гибели целых народов» 57. Характерно название и самой главы (9-я), в которой содержится приведенная цитата: «Национально-колониальная политика царизма и освободительная борьба народов России. Царская Россия — тюрьма народов» 58. В частности, оценка национально-освободительной борьбы горцев Дагестана, Чечни и Северного Кавказа против царизма под руководством Шамиля сводится к следующему: «Было бы неверно за религиозной оболочкой не видеть антиколониального и антифеодального содержания движения горцев Чечни и Дагестана, которые вели справедливую, освободительную борьбу против царского колониализма и ханско-бекского владычества. Однако при этом не надо забывать, что идеология мюридизма изолировала горцев от общения с другими народами, затемняла их классовое самосознание религиозными предрассудками, сдерживала социальную энергию горцев и не могла поэтому обеспечить победу в борьбе за национальную

[ 25 ]

независимость, не говоря уже о социальном освобождении» 59. Однако известно и то, как писал В. И. Ленин, что «выступление политического протеста под религиозной оболочкой есть явление, свойственное всем народам на известной стадии их развития» 60. Следовательно, каждое такое движение нужно рассматривать конкретно-исторически. Движение горцев Кавказа имело свои глубокие социальные, классовые и национальные корни. Оно было порождено прежде всего тяжелым национально-колониальным гнетом царизма.

К. Маркс и Ф. Энгельс борьбу горцев Кавказа в XIX веке рассматривали именно как справедливую, освободительную войну, в «которой участвует сам народ» 61. Поэтому они сочувствовали этому событию и дали ему глубокий анализ, а оно к тому же происходило в то время, когда самодержавие являлось главным оплотом европейской реакции и, следовательно, ослабляло силы этой реакции в борьбе с революционным движением в масштабе Европы. Учитывая отрицательные для революции факторы, К. Маркс считал подавление польского восстания 1863 года и «овладение Кавказом» «самыми серьезными европейскими событиями со времени 1815 года» 62, т. е. после реакционного Венского конгресса. В то же время, подчеркивая большое международное значение движения кавказских горцев, основоположниками марксизма-ленинизма всегда проводилось различие между прогрессивными последствиями присоединения Кавказа и целями, которые ставило царское правительство в войне против горских народов 63.

Освободительный характер борьбы народов Кавказа поддерживали и лучшие сыны русского народа. Из всей многообразной дореволюционной литературы наиболее правильные выводы об этой борьбе содержатся в трудах великих русских революционных демократов — А. Й. Герцена, Н. Г. Чернышевского и А. Н. Добролюбова. Они вскрыли суть агрессивной политики самодержавия, установили истинные причины, вызвавшие движение кавказских горцев, которое сравнивали с освободительной борьбой поляков и

[ 26 ]

народным восстанием в Индии 64. «Борьба, — подчеркивал Добролюбов, — велась со стороны горцев за независимость их страны, за неприкосновенность их быта!..» 65. При этом указывались на слабые стороны движения, недостатки и ошибки Шамиля (особенно последнего периода), которые, как известно, были свойственны и многим другим движениям национально-освободительного характера. Революционные демократы подчеркивали также страдания самого русского народа в результате ведения самодержавием несправедливых воин.

Правящие круги Англии, Франции и Турции пытались использовать в своих агрессивных целях движение кавказских горцев, Происходившее под знаменем мюридизма, но носившее национально-освободительный характер.

Следует также отметить, что советские историки, опираясь на указания классиков марксизма-ленинизма, показали классовую сущность внешней политики царской России и западноевропейских государств, соперничавших с ней на Востоке. Они раскрыли происки султанской Турции и шахского Ирана на Кавказе. История русско-кавказских связей стала изучаться ими как история отношений не только между правительствами, но и между народами. Можно сослаться, например, на обобщающие работы А. В. Фадеева 66, посвященные военно-политической и дипломатической истории присоединения Кавказа к России, международным отношениям на Ближнем и Среднем Востоке в первой половине XIX века. В них исследуются такие вопросы истории Кавказа XIX века, как значение кавказской проблемы в целом в системе внешней политики России, отношение народов Кавказа к борьбе соперничавших в этом районе Востока держав, отношение различных слоев русского общества к кавказской проблеме. В названных трудах А. В. Фадеева содержится также обстоятельная критика взглядов зарубежных буржуазных авторов на Восточный вопрос, разоблачаются их утверждения о «спасительной» миссии западных держав в отношении, с одной стороны, Турции, и народов Кавказа — с другой.

Из иных монографических исследований, посвященных событиям на Кавказе разных периодов XIX века и имеющих более или менее непосредственное отношение к изучаемым вопросам, наиболее общий характер носят труды С. К. Бушуева, Н, А. Смирнова, А. Р. Иоаннисяна, М. К. Думбадзе, Ш. В. Мегрелидзе, X. М. Ибрагимбейли и др. 67 Например, профессор Смирнов, ис-

[ 27 ]

пользуя обширный круг источников, главным образом материалы дипломатической истории, основное место в работе отводит внешнеполитическому положению Кавказа. Вместе с тем в ней большое внимание уделено социально-экономическим условиям жизни горских народов. На конкретных примерах автор показывает стремление трудящихся к сближению с русским народом и подчеркивает объективно прогрессивной значение присоединения народов Кавказа к России, не замалчивая при этом национально-колониальную, дискриминационную политику царизма. Проблемы истории Закавказья и Кавказа в середине XIX века и разыгравшаяся острая дипломатическая борьба на Ближнем и Среднем Востоке исследуются в монографии X. М. Ибрагимбейли «Кавказ в Крымской войне...», а в книге Ш. В. Мегрелидзе «Закавказье в русско-турецкой войне 1877— 1878 гг.» рассматриваются вопросы Закавказья во внешнеполитических отношениях второй половины XIX столетия, роль и место этого региона в развитии Восточного вопроса; вскрываются стремления агрессивных держав к отторжению края от России. Важным этапом в разработке основных вопросов исторического прошлого кавказских народов, в частности XIX века, является издание за последнее время обобщающих коллективных трудов по истории этих народов (цитата на грузинском языке – не распознана). 1970; «Очерки истории Адыгеи». Майкоп, 1959; «Очерки истории Абхазской АССР», ч. 1. Сухуми, 1960; История Дагестана», т. II. М., 1968; «Очерки истории Карачаево-Черкесии», т. I. Ставрополь, 1968 и др.). Все эти работы советских ученых, в которых дано подлинно-научное освещение военно-политических и дипломатических событий, имевших место на Кавказе и Ближнем Востоке, в значительной степени облегчают задачу автора, избавляя его от необходимости изучать по первоисточникам все аспекты темы и помогая исследованию отдельных, общего характера, вопросов или частных явлений.

В процессе критического изучения источников и литературы вопроса автор руководствовался основополагающими положениями и указаниями классиков марксизма-ленинизма. В частности, как отмечалось, они подчеркивали захватнический, колонизаторский характер Кавказской войны со стороны царизма, указывая в то же время на объективно прогрессивные последствия присо-

[ 28 ]

единения Кавказа к России. Кавказские народы встретились с борющимся за свое освобождение великим русским народам, с передовой культурой революционной демократической России, что имело огромное значение для их будущего. Коренным же вопросом и главным звеном в развитии экономики народов Кавказа в XIX веке был процесс вовлечения хозяйства кавказцев во всероссийский и мировой рынок, укрепление экономического единства края со всей страной, факт, который стал основой для общности революционной борьбы трудящихся Кавказа и всей России против самодержавия и гнета капитала 68. Это было одним из примеров ленинского положения о том, что развитие капитализма «вширь и вглубь» имело «глубоко прогрессивное значение» 69.

[ 29 ]

Примечания

1. «Махаджирство» происходит от арабского «мухаджерет» (muhaceret) и означает переселение, эмиграция; у нас часто «махаджиры» переводят и как «изгнанники».

2. Начало рассматриваемого переселенческого движения восходит еще к периоду установления господства правителей Турции на Кавказском побережье. Известный общественный деятель и историк Грузии конца XIX —начала XX в. 3. И. Чичинадзе в подтверждение того, что это явление в жизни Абхазии, в частности, «не новое дело», отмечает две даты, когда оно, видимо, было особенно массовым — 1690 и 1760 гг. В ту пору постоянная кавказская эмиграция была обусловлена, главным образом, религиозной политикой турецких захватчиков и носила насильственный характер или достигалась подкупом и т. д. (цитата на грузинском языке – не распознана). Она также была связана с поражениями восстаний местного населения против султанских поработителей. Таких выступлений, притом крупных, в Абхазии в XVIII веке было несколько —в 1725, 1728, 1733, 1771 гг. По поводу предпоследнего из них грузинский географ и историк XVIII в. Вахушти писал: «Турки ... разрушили все и брали в плен всех, кого где находили» (цитата на грузинском языке – не распознана 1913 … 354). Но сколько тогда вообще было переселено абхазов и где они были расселены, у нас нет сведений. Однако из первого тома «Книги путешествий» (Стамбул, 1896 — 1897. стр. 446) Евлия Челеби, турецкого автора XVII в., известно, что в Топхане (квартал в Стамбуле) было «очень много ... грузин и абхазов ... Абхазы посылают своих детей... на родину, где они воспитываются в традициях страны». Сокращение населения Абхазии происходило по целому ряду и других причин (работорговля, эпидемические заболевания, междоусобицы и пр.).

3. А. Н. Генко. О языке убыхов. «Известия» АН СССР. Отделение гуманитарных наук. Л., 1928, стр. 227.

4. Современная Турция — это сравнительно незначительная часть бывшей Османской или Оттоманской империи (официальное название султанской Турции), многонационального государства, занимавшего в XV — начале XX века огромную территорию в Азии, Африке и Европе.

5. Д. Гулиа. Стихи. М., 1964, стр. 6.

6. Не случайно современные потомки убыхских махаджиров в Турции переселение горцев, например, 1864 года называют «большой эмиграцией» в отличие от предыдущих, «малых» (см. G. Dumezil et Namitok. Recits Oubykh, II. paris, 1955, p. 448).

7. Jean Czinski. La revolte des Circassiens. Paris, 1837, p. 23. М. Покровский. Диверсионная деятельность иностранных агентов на Западном Кавказе после окончания Крымской войны. «Кубань», 1953, № 13, стр. 233.

8. ЦГИА СССР, ф. 1268, оп. 15, 1870 г., д. 56, л. 59. Всеподданнейший отчет главнокомандующего Кавказской армией по военно-народному управлению за 1863— 1869 гг.

ш. Термин «племя» в работе употребляется в известной мере условно. Разумеется, племена Западного Кавказа в XIX веке, по своей сущности, коренным образом отличаются от племен первобытнообщинного строя. В данном случае речь идет лишь о полупатриархальных формах и родоплеменных пережитках, которые прикрывали классовые, в большинстве случаев, феодальные отношения.

10. М. А. Полиевктов. Европейские путешественники по Кавказу. 1800 — 1830 гг. Тбилиси, 1946, стр. 2.

11. Цит. по: Г. Гулиа. Водоворот. Исторический роман. М., 1959, стр. 70.

12. М. Н. Покровский. Дипломатия и войны царской России в XIX столетии. М., 4924, стр. 197.

13. Вот что писал по этому поводу академик А. П. Берже: «Девушки и девочки замечательных красотою кавказских племен очень легко доходили до Константинополя, наполнялись там гаремы султана и знатных пашей, делались любимым женами...» («Русская старина», 1882, т. XXXIII, январь, стр. 171).

14. [П. К. Услар]. Древнейшие сказания о Кавказе. ССКГ, 1881, вып. X, стр. 492.

15. Там же.

16. АКАК, т. VI, ч. I, стр. 653, № 932. Отношение ген. Ермолова от 16 июля 1820 г. гр. Нессельроде.

17. М. С. Тотоев. К вопросу о переселении осетин в Турцию (1859—1865 гг.). «Известия Северо-Осетинского научно-исследовательского института», т. XIII, вып. I. Орджоникидзе, 1948, стр. 46.

18. См. В. И. Ленин. ПСС, т. 3, стр. 594—595.

19. А. В. Фадеев. Россия и Кавказ первой трети XIX в. М., 1961, стр. 10.

20. В. И. Ленин. ПСС, т. 30, стр. 35.

21. См. Г. А. Дзидзария. Восстание 1866 года в Абхазии. Сухуми, 1955.

22. М. О. Косвен. Материалы по истории этнографии Кавказа в русской науке «Кавказский этнографический сборник», т. 1. М., 1965, стр. 301.

23. Н.А. Смирнова. Политика России на Кавказе в XVI— XIX веках. М., 1958, стр. 4—5.

24. В. И. Ленин. ПСС, т. 32, стр. 335.

25. Следует особо подчеркнуть весьма ценный характер этих «Актов» как источника для изучения социально-экономической и политической истории народов Кавказа, в частности абхазов, в первой половине XIX в. Речь идет о своде официальных документов, извлеченных из архива Главного управления наместника кавказского. Изучая огромный фактический материал этого источника хотя и явно тенденциозный, можно проследить основные этапы колониальной политики царизма на Кавказе, получить представление о национально-освободительном движении народов края, а также о взаимоотношениях государств в связи с кавказской проблемой.

26. Карлаиль Мак-Коан. Наш новый протектор. Описание географических, этнографических и экономических свойств Турецкой Азии. Т. 1. М., 1884, стр. 115.

27. А. В. Фадеев. Россия и восточный кризис 20-х годов XIX века. М., 1958, стр. 8—9; его же. Россия и Кавказ первой трети XIX в., стр. 24—25.

28. Для нас, в данном случае, представляют интерес в первую очередь авторы. сообщающие о событиях на Северо-Западном Кавказе, среди которых следует выделить: Е. Spenser. Travels in Circassia, Krim. Tartary. London, 1838; J S, Bell. Journal of a residence in Circassia during the years 1837,1838 and 1839. London, 1840; J. A. Long worth. A year among the Circassians. London, 1840; T. L a p i n s k i. Die Bergvolker des Kaukasus und ihr Freiheifskampf gegen die Russen. Hamburg, 1363.

29. X. М. Ибрагимбейли. Кавказ в Крымской войне 1853—1856 гг. и международные отношения. М., 1971, стр. 55 — 56.

30. М. С. Тотоев. К вопросу о переселении осетин в Турцию (1859 —-1865 тт.). «Известия Северо-Осетинского научно-исследовательского института», т. XIII вып. I. Орджоникидзе, 1948; (цитата на грузинском языке – не распознана). 1964; Ш. В. Мегрелидзе. Вопросы Закавказья. В истории русско-турецкой войны 1877—1878 гг. Тбилиси, 1969; X. О. Лайпанов. К истории переселения горцев Северного Кавказа в Турцию. «Труды Карачаево-черкесского научно-исследовательского института языка и литературы», вып. V. ист0Рическая. Ставрополь, 1966; А. X. Касумов. Разные судьбы. Нальчик, 1967.

31. См. (цитата на грузинском языке – не распознана).

32. См. в его соч. «Вопросы Закавказья в истории русско-турецкой войны 1877-1878 гг.» (Тбилиси, 1969).

33. Р. А. Фадеев. Собрание сочинений, т. I, ч. I. СПб., 1890, стр. 231—202.

34. А. Лилов. Последние годы борьбы русских с горцами на Западном Кавказе. «Кавказ», № 20, 9(21) марта 1867 г.

35. А. Нисченков. Переселение горцев в Турцию. (Из воспоминаний кавказского офицера). «Всемирная иллюстрация», 1869, т. )1, стр. 122.

36. См. «Кавказ», N° 82, 17(29) июля 1870 г.

37. П. П. Короленко. На берегах Абхазии. «Военный сборник», 1331, № 8, стр. 355.

38. М. Н. Покровский. Дипломатия и войны царской России в XIX столетии. М., 1924, сТр. 195.

39. См. А. М. Зайончковский. Восточная война 1853—-1856 гг. в связи с современной ей политической обстановкой, т. II, ч. I. СПб., 1908, стр. 192.

40. См. А. Юров. Три года на Кавказе. 1837—1839 («Кавказский сборник», 1884, т. VIII; 1885, т. IX); 1843 год на Кавказе (там же, 1882, т. VI) и др.

41. [Н. Башенев]. Пятидесятилетие покорения Западного Кавказа и окончания Кавказской войны. Тифлис, 1914, стр. 4—5.

42. Там же, стр. 5.

43. В. И. Ленин. ПСС, т. 26, стр. 57.

44. См. М. Н. Покровский. Дипломатия и войны царской России в XIX столетии. М., 1924.

45. См. там же, стр. 179—229.

46. Там же, стр. 390.

47. См. А. В. Фадеев. Россия и Кавказ первой трети XIX в. М., 1961, стр. 24—25; В. А. Федоров. Против фальсификации истории народов Кавказа. «Вестник московского университета. Историко-филологическая серия», 1958, 3, стр. 232—234; X. М. Ибрагимбейли. Россия и Азербайджан в первой трети XIX века. М., 1969, стр. 19—29; его же. Кавказ в Крымской войне 1853—1856 гг. и международные отношения. М., 1971, стр. 51—59; Ш. В. Мегрелидзе. Закавказье в русско-турецкой войне 1877— 1878 годов. Тбилиси, 1972, стр. 38 — 49 и др. О некоторых указанных зарубежных авторах будет сказано в ходе изложения материалов в соответствующих местах.

48. Рецензия С. Б. Окуня, В. И. Шеремета на работу X. М. Ибрагимбейли «Россия и Азербайджан в первой трети XIX века» (М., 1969). «Вопросы истории», 1970, Ко 7, стр. 153.

49. X. М. Ибрагимбейли. Кавказ в Крымской войне 1853— 1856 гг. и международные отношения, стр. 56.

50. Ш. В. Мегрелидзе. Закавказье в русско-турецкой войне 1877—1878 гг. Тбилиси, 1972, стр. 41.

51. Цит. по: X. М. Ибрагимбейли. Страницы истории, стр. 24.

52. Ю. А. Петросян. Изучение истории в современной Турции. «Вопросы истории», 1969, № 7, стр. 191.; О турецких историках Грузии и Кавказа см.: (цитата на грузинском языке – не распознана).

53. См., например, А. В. Фадеев. Россия и Кавказ, стр. 26-^27.

54. «Вопросы истории», 1947, № 11, стр. 134—140; И. В. Бестужев. Кавказские войны. СИЭ, т. 6, 1965, стр. 764; А. Д. Даниилов. Движение горцев Дагестана и Чечни под руководством Шамиля. «Вопросы истории», 1966, № 10, стр. 15, 18, 26; А. М. Пикман. О борьбе кавказских горцев с царскими колонизаторами. Там же, 1956, № 3, стр. 75—77.

55. См., например, М. А. Магомедов. Несостоятельная политика очернить советскую историографию (По поводу книги американского историка Лоуэлла Тиллета «Великая дружба. Советские историки о нерусских национальностях»). «История СССР», 1973, № 1, стр. 191—197.

56. В. И. Ленин. ПСС, т. 3, стр. 597.

57. «История СССР с древнейших времен до наших дней», т. IV, стр. 360.

58. Там же, стр. 14.

59. «История СССР с древнейших времен до наших дней», т. IV, стр. 435. Академик Н. М. Дружинин еще в 1947 году, выступая против ошибочной концепции о движении горцев Кавказа под руководством Шамиля, подчеркивал, что советская историческая наука рассматривает эту борьбу «как национально-освободительное движение, направленное против колониальной политики царской России, как историческое явление, прогрессивное по существу ... Нельзя согласиться с тем, что движение горцев Северного Кавказа было инспирировано Турцией. Это движение выросло органически на почве самой страны... Однако нужно отметить в нем и ряд отрицательных черт». («Вопросы истории», 1947, № 11, стр. 134, 139).

60. В. И. Ленин. ПСС, т. 4, стр. 228.

61. Ф. Энгельс. Шансы войны. К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 17. стр. 200.

62. К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 30, стр. 335.

63. А. Д. Даниилов. Указ. соч., стр. 27—28.

64. Подробнее см.: В. Г. Гаджиев, А. М. Пикман. Великие русские революционные демократы о борьбе горцев Дагестана и Чечни. Махачкала, 1972.

65. Н. А. Добролюбов. Поли. собр. соч., т. IV. М., 1937, стр. 155.

66. Россия и Кавказ в первой трети XIX в. М., 1960; Россия и Восточный Кризис 20-х годов XIX века. М., 1958; Очерки экономического развития степного Предкавказья в дореформенный период. М., 1957 и др.

67. С. К. Бушуев. Из истории внешнеполитических отношений в период присоединения Кавказа к России (20—70 годы XIX века). М., 1955; Н. А. Смирнов. Политика России на Кавказе в XVI —XIX вв. М., 1968; А. Р. Иоаннисян. Присоединение Закавказья к России и международные отношения в начале XIX столетия. Ереван, 1958; (цитата на грузинском языке – не распознана). 1957; Ш. В. Мегрелидзе. Закавказье в русско-турецкой войне 1877 —1878 гг., Тбилиси, 1972; его же. Вопросы Закавказья в истории русско-турецкой войны 1877—1878 гг. Тбилиси, 1969; X. М. Ибрагимбейли. Россия и Азербайджан в первой трети XIX века. М., 1970; его же. Страницы истории боевого содружества. Баку, 1970; его же. Кавказ в Крымской войне 1853 — 1856 гг. и международные отношения. М., 1971.

68. Т. X. Кумыков. Вовлечение Северного Кавказа во всероссийский рынок. Нальчик, 1962, стр. 198; Л. М. Горюшкин. Развитие капитализма вширь и характер аграрно-капиталистической эволюции в России периода империализма. «История СССР», 1974, № 2, стр. 69.

69. В. И. Ленин. ПСС, т. 3, стр. 581.

Г.А. Дзидзария. Махаджирство и проблемы истории  Абхазии XIX столетия. Сухум, «Алашара», 1975.

Цифра в квадратных скобках [ 99 ] означает номер страницы по названному изданию, ставится в конце страницы.

Цифра в тексте, выделенная полужирным шрифтом и курсивом 99 означает ссылку (гипертекстовую) к примечания внизу страницы. (Примечания в книге также располагались на этих страницах, но в настоящей электронной публикации они вынесены в один блок внизу страницы).

Редакция портала ХРОНОС благодарит юного абхаза Лашу Барцыц за работу по подготовке текста к публикации на сайте.

Текст в работе