05 апр 2013

Культура населения Абхазии в эпоху бронзового века достигла весьма высокого для того времени уровня. Об этом свидетельствуют разнообразные предметы украшения и одежда, в большом количестве обнаруженные во время археологических раскопок и разведок. В состав этого инвентаря входят скульптурные фигурки животных, браслеты, пронизи, бусы, фибулы, цепочки, серьги, привески, поясные пряжки, булавки и др.

Весьма интересные памятники искусства были обнаружены в кладе бронзовых изделий, найденном в Бомборах (Гудаутский район)121. Преобладающая часть бомборского комплекса состоит из разнообразных фигурок людей и животных (лошадей, собак, барана, козленка и пеликана).

Прежде всего обращает на себя внимание фигурка «винопийцы». Она представляет собой скульптурное изображение нагого мужчины, сидящего, спустив ноги, в особом кресле и обнявшего руками огромный ритон (питьевой рог), приложенный верхним краем к лицу. Тело человека трактовано примитивно: ноги беспомощно свисают с кресла, голова конусообразная, лицо вытянутое без дальнейшей моделировки носа, глаз и рта. Высота фигурки около 5,5 см 122  (рис. XI).

Большой интерес представляет также «фигурка матери»— грубое изображение обнаженной женщины, в стоячей позе, с расставленными ногами и держащей на

-----

121. Лукин, Материалы.
122. Куфтин, Материалы, стр. 238.

[106]

левой руке ребенка. Лицо совсем не вылеплено. Высота фигурки около 9 см 123.

Оригинальные скульптурные произведения были обнаружены во время раскопок куланурхвинского могильника. В одном из погребений найдена фигурка фантастического животного с открытой пастью и вытянутым языком. Животное изображено в сидячем положении с упором на левый бок и с поворотом головы вправо. Одна сторона фигурки плоская, а другая — кругло-моделированная. Животное имеет длинный хвост, изображенный в три изгиба. Изделие покрыто гравированным орнаментом (треугольный, елочный, насечки и пр.)  124.

Рис. XI. Статуэтка «винопийцы»
из Бомбор (первая половина I тысячелетия до н. э.)

О большом мастерстве говорит фигурка собаки, выполненная на обухе легкого бронзового топора. Животное изображено с опущенным хвостом, открытой пастью и направленными немного вперед стоячими ушами. Все части фигурки отличаются тщательным исполнением 125.

Классическим образчиком ювелирного искусства того времени является найденное в Эшера навершие в виде пластической протомы с изображением фантастического животного, олицетворявшего грозное божество. По словам А. Л. Лукина, «если бы потребовалось изобразить в форме животного грозную, громоподобно рычащую и беспощадную силу, то в данной скульптуре, являющейся в то же время ювелирным изделием, эта задача осуществлена»  126.

Яркое представление о художественном вкусе и мастерстве обитателей Абхазии рассматриваемого периода

------

123. Там же, стр. 237, 240.
124. Трапш, Памятники, стр. 58—59.
125. Там же, стр. 29—30.
126. Лукин, Эшерская находка, стр. 157.

[107]

могут дать образцы орнаментировки на некоторых бронзовых предметах.

В этой связи прежде всего обращает на себя внимание упомянутая выше скульптурная фигура фантастического животного, обнаруженная в куланурхвинском могильнике. В нижней части туловища, у основания хвоста, тонкой иглой изображен неправильной формы маленький круг, от которого отходят косые штрихи, ограниченные окружностью. Посередине туловища нанесены три пояска, из которых два украшены треугольниками, заполненными косой штриховкой, а третий—елочной дорожкой. Хвост, задняя нога и нижняя часть шеи также покрыты елочным орнаментом. На правом бедре парой врезных линий, помещенных вокруг выпуклости бедра, хорошо выражены мышцы. Вокруг носа сделаны насечки 127.

Интересен один топор колхидского типа, найденный в кувшинном погребении из Эшера  128. Он украшен гравированным орнаментом из широкого пояска, охватывающего наиболее суженную часть топора. Поясок состоит из двух пар сетчато заштрихованных лент, идущих по его краям, и средней полосы, заполненной кружковым узором. На каждой стороне лопасти топора дано изображение фантастического собаковидного существа, а на двух боковых гранях обуха изображены рыбы.

Об искусстве орнаментации, распространенном в ту эпоху, дают представление украшения глиняных сосудов. При раскопках куланурхвинского могильника установлено три вида орнаментации керамических изделий: геометрический, состоящий из ломаных врезных линий, ямочный — с коническим углублением и врезной — в виде елочки 129. Употреблялся в то время способ украшения сосудов штамповкой ряда треугольников 130.

Уникальным памятником искусства является оригинальный предмет, обнаруженный в виде фрагментов в кувшинном погребении из Эшера. Данный предмет представлял собой, по-видимому, часть культового облачения

-----

127. Трапш, Памятники, стр. 58—59.
128. Куфтин, Материалы, стр. 192—193.
129. Трапш, Памятники, стр. 28—29.
130. Соловьев, Селища, стр. 272.

 [108]

в виде нагрудника, воротника или наплечника, выкроенного из бронзового листа в форме соединенных вместе двух змеиных протомов, как бы вырастающих из общего тела. Эти симметрично расположенные змеевидные выступы ограничивают полукруглое пространство около 19 см в диаметре. Края предмета орнаментированы со всех сторон пунктирной линией из выбитых точек. В средней части его размещены три крупные выпуклости, выдавленные четырьмя концентрическими уступами. Вдоль каждого змеевидного выступа выбито с изнанки толстой пунктирной линией и очерчено с лица тонким пунктиром извивающееся тело змеи, с типичной стреловидной или копьевидной головкой 131.

Замечательной находкой является металлический щит-нагрудник иноземного происхождения, обнаруженный в одном из погребений пос. Красный Маяк на западной окраине Сухуми  132. Щит представляет собой бронзовую пластину тончайшей работы, на которой изображен гриф с распростертыми крыльями и распущенным хвостом. Художественный стиль, в котором выполнен гриф, относится к древнеассирийскому искусству, что, очевидно, указывает на его происхождение.

К произведениям искусства следует отнести также своеобразные бронзовые пряжки, обнаруженные в разных пунктах Абхазии (Куланурхва, Эшера, Мгудзырхва). Они изготовлены из литой бронзы и украшены скульптурной головкой животного (овцы, быка и др.) с острыми поднятыми кверху ушами и на длинной крючковидной шее. Эти головки имеют большое сходство с головками животных на ручках лечхумских бронзовых сосудов из Западной Грузии  133.

Интерес представляют также литые поясные пряжки, принадлежащие узкому бронзовому поясу, который вставлялся концом в продольный расщеп пряжки и прочно заклёпывался к ней. Подобные пряжки, представляющие собой местную особенность абхазской бронзы, были найдены в Эшера (в могильнике и дольменах) и в Аагстинском погребении  134.

-----

131. Куфтин, Материалы, стр. 164—166.
132. Трапш, Археологические раскопки, стр. 198—199.
133. Трапш, Памятники, стр. 74—75.
134. Куфтин, Материалы, стр. 229.

[109]

Следует отметить и оригинальные очкообразные поясные пряжки, обнаруженные в Приморском, Яшту-хе и Эшера  135.

Весьма распространенным и разнообразным по своему типу украшением были браслеты. Например, в Куланурхвинском могильнике они найдены семи различных типов 136: широкие пластинчатые браслеты цилиндрической формы с четырьмя круговыми ребрами. По мнению М. Трапша, их можно рассматривать не только как украшения, но и как оборонительное оружие, служившее для защиты рук от удара боевого топора. Браслет аналогичной формы имеется и среди бронзовых предметов Эшерского могильника, но в других пунктах Кавказа они до сих пор неизвестны. Поэтому данные браслеты можно отнести к местной особенности позднейшего периода колхидской бронзы на территории Абхазии 137 короткие желобчатые браслеты с двухскатной наружной поверхностью; фигурный браслет, состоящий из центральной двухлопастной широкой пластинки, от средней части которой в противоположные стороны отходят два желобчатых ребра, которые, сходясь между собой, образуют расширенные концы. Аналогии этому типу в собраниях колхидско-кобанской бронзы неизвестны; массивный бронзовый браслет с глубокими наружными разрезами, концы браслета у переднего разреза заканчиваются маленькими выступами, сходящимися своими концами. Такие браслеты обнаружены в различных пунктах Закавказья и в кобанском могильнике на Северном Кавказе; замкнутый браслет с восьмью наружными выступами. Аналогии ему имеются в некоторых могильниках Армении; браслет, состоящий из круглого прута, с широко разведенными,, овально расплющенными концами; пластинчатый браслет с суженными и свернутыми в спираль концами, типичный для кобанского варианта колхидско-кобанской бронзы. Сильно суживаясь с обоих концов, пластинка переходит в спиральные линейные насечки. Слегка выделяющиеся ребра браслета делят пластинку по длине на два равных продольных желобка. Внутренняя поверхность браслета гладкая, с очень легкой

------

135. Там же, стр. 75.
136. Трапш, Памятники, стр. 62—65.
137. Там же, стр. 62.

 [110]

общей выпуклостью, предотвращающей врезание его краев при ношении. Такие же браслеты были найдены в Бомборах и в могильнике Брили (Западная Грузия).

Другую группу предметов украшения из куланурхвинского могильника составляли бронзовые конические пронизи 138 (высотой от 1,2 до 2,4 см и в диаметре от 1,9 до 2,4 см у основания) с крепкой дугообразной петлей внутри. Подобные пронизи были обнаружены и в других местах Абхазии (Мгудзырхва, Эшера), а также в Армении, близ горы Арарат.

Фибулы (застежки) в куланурхвинском могильнике лредставлены бронзовыми и железными экземплярами 139. Бронзовые дугообразные фибулы, с цепочками из того же металла, однотипны, без орнамента, с пластинчатой крытой дужкой. Аналогичные по форме дуги фибулы известны в других пунктах Абхазии (Абгархук) и на Северном Кавказе. Дугообразные фибулы весьма характерны для северной части Колхиды  140.

Железные фибулы — круглопроволочные; одна из них миниатюрная, с плавно опускающейся дужкой, имеет бронзовую цепочку. Вторая — с уширенным пластинчатым концом. Эта фибула по сравнению с предыдущими отличается менее крутой дужкой.

Бронзовые цепочки из Куланурхвы сделаны из круглой и желобчатой кантованной проволоки 141. Одна из них состоит из овальных звеньев, сделанных из круглой проволоки диаметром 1 мм. Другая цепочка с овальными звеньями из желобчатой пластинки имеет на обоих концах характерные очкообразные привески, получившие широкое распространение на Кавказе.

Весьма многочисленную часть инвентаря погребений той эпохи составляют бусы. Так, в куланурхвинском могильнике обнаружены в большом количестве бусы из бронзы, стекла и пасты. Найдены также сердоликовые бусы и в небольшом числе бусы из янтаря  142.

Сердоликовые бусы имеют обычно шаровидную форму с двухсторонне свершенным цилиндрическим кана-

-----

138. Там же, стр. 65—66.
139. Там же, стр. 66—67.
140. Куфтин, Материалы, стр. 136.
141. Трапш, Памятники, стр. 67—68.
142. Там же, стр. 69—74.

 [111]

лом. Все они красно-бурого цвета и хорошо отполированы.

Стеклянные бусы также имеют шаровидную форму и характеризуются двумя цветами—золотистым и мутно-зеленоватым. Следует отметить, что на территории Грузии стеклянные бусы в погребальном инвентаре колхидско-кобанской бронзы встречаются редко. В Абхазии они найдены лишь в Бомборах.

Пастовые бусы имеют биконическую форму, изготовлены на основе желтой или сероватой глины. На территории Закавказья эти бусы характерны для эпохи интенсивного освоения железа (VII—VI вв. до н. э.).

Бронзовые бусы, найденные в куланурхвинском могильнике, по своей форме принадлежат к двум типам — биконическому и в виде колечек. Бнконические бусы типологически близки к крупным бронзовым биконическим бусам, обнаруженным в аагстинском погребении и эшерском могильнике.

Б. А. Куфтин отмечает, что биконические бронзовые бусы чаще всего встречаются в Абхазии, где они «достигают особенно развитых форм и имеют глубокую местную традицию»  143.

Большой интерес представляют также колоколообразные конические украшения с петлей внутри и фигуркой животного на вершине (в одном случае баран, в другом — собака, птица и т. д.). Иногда на верхушку украшения насажена не целая фигурка животного, а отдельные головки, причем парные, как бы вырастающие из вершины конусов.

Условно такие украшения называют поясными бляхами, но подлинная функция их пока не установлена 144 . Возможно, что они тоже представляли собой ритуальные принадлежности. Встречаются только в Абхазии (Аагста, Эшера).

Характерным украшением были нашейные гривны, представляющие собой литую, круглую в сечении, бронзовую дугу 12—13 мм в диаметре. Концы гривны расплющены путем ковки и симметрично закрючены наружу в двойные цилиндрические завитки 145. Кроме Абхазии

-----

143. Куфтин, Урартский «колумбарий», стр. 49.
144. Лукин, Эшерская находка, стр. 144.
145. Лукин, Материалы, стр. 51.

[112]

(Приморское, Эшера и др.) они известны также на Северном Кавказе.

Оригинальны массивные бронзовые кольца — полые, литые, гладкие, без рисунка. Это женские ножные браслеты, которые надевались попарно на каждую ногу; они также являются местной особенностью абхазской бронзы  146.

Следует отметить также найденное в Эшера весьма своеобразное украшение, представленное двумя сложными четырехъярусными привесками, состоящими из девяти звеньев. Одна привеска заканчивалась перевернутыми головчатыми конусами, другая — миниатюрными птичками с распростертыми крыльями  147.

В эпоху разложения первобытнообщинного строя на новую ступень поднимается также духовная культура и идеология общества. В частности, в этот период возникают своеобразные героические сказания и легенды, в которых получает яркое отражение борьба народных масс за дальнейшее покорение сил природы, против внешних врагов, зарождающегося социального неравенства и т. д.

В этой связи исключительный интерес представляет собой легенда о великом герое Абрскиле (абхазском Прометее), распространенная в народе в нескольких вариантах. В них Абрскил фигурирует как борец за родную Абхазию, носитель добра и справедливости, непримиримый богоборец 148.

Абрскил не ладил с угнетателями и злыми людьми, не хотел покоряться даже богу. За это он навлек на себя его гнев и был заточен в глубокую Члоускую пещеру, где его приковали к железному столбу. Как повествует легенда, Абрскил непрерывно раскачивает столб и уже готов вытащить его, но в этот момент какая-то неведомая птичка садится на столб; Абрскил гневно замахивается на нее тяжелым молотом, но птичка улетает, а от удара молотом столб еще глубже входит в землю. И это повторяется всякий раз... Тем не менее Абрскил не сдавался и навсегда сохранил неприязнь к богам, ненависть к угнетателям и Ееликую любовь к народу.

Легенды о прикованном к скале или заключенном в пещеру герое в различных вариантах широко распростра-

-----

146. Куфтин, Материалы, стр. 151.
147. Лукин, дилерская находка, стр. 154—155, 175—176.
148. Бгажба, Об абхазском героическом эпосе, стр. 234—236.

[113]

нены на Кавказе. У грузин — это Амиран, у армян — Мхер, у кабардинцев — Насрен, прикованный к вершине горы Ошхомахо (Эльбрус).

Академик Н. Я. Марр относил легенду об Амиране- Абрскиле к древнейшим кавказским сказаниям о «солнце-герое» и считал возможным сопоставить имя Амирани с абхазским словом «амра», или «амыр», — «солнце»  149. Имя Абрскил, может быть, означает «сын солнца» (от абх. «амра» и мегр. «скили-скуа» — «сын»). Несомненно, однако, что эта легенда отражает упорную борьбу людей с мощными силами природы, а в своих более поздних наслоениях — и борьбу против социального неравенства  150.

Выдающееся место в абхазском фольклоре занимают предания о нартах — богатырях-героях. Эти сказания бытуют среди многих народов Кавказа, но особенно широко распространены у адыгейцев, кабардинцев, осетин и абхазов. При наличии ряда общих мотивов и персонажей нартский эпос каждой кавказской народности имеет свои, порой весьма существенные особенности. В частности, абхазский вариант, являясь органической частью общекавказского эпоса о нартах, отличается вместе с тем большим своеобразием и имеет поэтому вполне самостоятельное значение  151.

Исторический анализ нартских сказаний приводит к несомненному заключению, что в нем наиболее полно и ярко отражена эпоха разложения патриархально-общинных отношений и расцвета «военной демократии», т. е. период, который в культурном отношении характеризуется завершением бронзового века и утверждением металлургии железа  152.

На Кавказе, и в частности в Абхазии, этот период датируется приблизительно VIII—VI вв. до н. э. Образ Сатаней-Гуаши, одной из главных героинь эпоса, наделенный яркими матриархальными чертами, отражает лишь пережиточные явления, бытовавшие в позднепатриархальном обществе. Наслоения более поздних времен, которых, кстати, в абхазских сказаниях, отличающихся особенной архаичностью, не так уж много, не могут поколе-

-----

149. Марр, Кавказоведение, стр. 22.
150. Инал-Ипа, Абхазы, стр. 269.
151. Инал-Ипа, Доклад, стр. 91.
152. Крупнов, Древняя история Сев. Кавказа, стр. 373.

[114]

бать вывода о появлении основной части эпоса в эпоху «военной демократии». Не случайно, что война играет огромную роль в жизни нартов.

В абхазском нартском эпосе весьма примечательны рассказы о Сатаней-Гуаше — родоначальнице нартов, ее сыне Сасрыкве, Гунде Прекрасной — сестре нартов, Цвицве — младшем брате нартов, Уахсите —сыне Нарт- Сита и др.

Особенно много преданий о победоносном богатыре Сасрыкве, который борется с чудовищами и совершает ряд других подвигов. Сасрыква наделен чертами так называемого «культурного героя»: согласно эпосу, он дал людям огонь, полезные растения, приручил животных и т. п. 153.

Большое место в эпосе занимают легенды о чудесном кузнеце Айнар-Ижий.

Интерес представляет также героическая песня о Пшкяч-ипа Манче и Баалоу-пха Мадине, которая рисует борьбу народов с иноземными завоевателями, называемыми в песне «апстыр»  154. В основе ее лежит какое-то историческое событие, глубоко запечатлевшееся в народной памяти, хотя и затушеванное с течением времени позднейшими наслоениями.

Сражаясь с напавшими на его страну врагами, Манча, не жалея жизни, самоотверженно защищает родину. После того как он героически погибает в этой борьбе, его возлюбленная — красавица Мадина, переодевшись в мужское платье, появляется на поле битвы. Появление Мадины вливает новые силы в ее соотечественников, и разбитый враг отступает.

Абхазские героические сказания, как и легенда об Абрскиле, бытуют в народе в прозаической форме, но некоторые сказания встречаются и в виде эпических песен.

О религиозных верованиях рассматриваемой эпохи конкретное представление дают разнообразные бронзовые предметы ритуального назначения и графические изображения культового характера. Весь этот материал «до известной степени позволяет проникнуть в древнее мировоззрение, отголоски которого сохраняются в ска-

------

153. Инал-Ипа, Абхазы, стр. 379.
154. Бгажба, Об абхазском героическом эпосе, стр. 241—242.

[115]

зочных мотивах и обрядовых пережитках у мегрелов, сванов и абхазов» 155.

Прежде всего обращает на себя внимание описанная выше женская скульптурка с ребенком на левой руке, обнаруженная среди предметов бомборского клада. Как видно, статуэтка символизирует великую богиню-мать, олицетворяющую плодородие. Культ богини-матери сохранялся в патриархальном обществе в виде пережитка религиозных верований эпохи матриархата. По словам Б. А. Куфтина, «мотив богини-матери вовсе не был чужд родовым обществам горного Кавказа даже в эпоху их значительного разложения, хотя мужской аспект божества плодородия и кажется здесь более обычным» 156. Фигурка нагого «винопийцы», обнаруженная в том же кладе, представляет собой, как полагают, символическое изображение божества луны, покровителя мужчин  157.

По-прежнему широкое распространение имели тотемические воззрения, выражавшиеся в поклонении различным домашним и диким животным. В этой связи следует вспомнить бронзовую скульптурную фигуру фантастического животного из куланурхвинского могильника. По некоторым характерным деталям (открытая пасть, голова с толстой мордой, длинный хвост, ноги и т. д.) эта фигура имеет близкое сходство с образом описанного выше фантастического хищника, часто встречающегося в орнаментах и рисунках на топорах, пряжках и других предметах колхидско-кобанской бронзы. По млению М. М. Трапша, данная фигура имела не чисто декоративное, а тотемическое значение  158.

Интерес представляет собой также зооморфное изображение на пластической протоме эшерского навершия. A. Л. Лукин считает, что это «изображение зооморфного божества грома, могущественнейшего и виднейшего божества в пантеоне племен, населявших центральный и юго-западный Кавказ в медно-бронзовый период, в том числе и у абхазов, у которых это божество не забыто и поныне» 159.

-----

155. Куфтин, Материалы, стр. 192.
156. Там же, стр. 253.
157. Лукин, Материалы, стр. 68.
158. Трапш, Памятники, стр. 59.
159. Лукин, Эшерская находка, стр. 156.

 [116]

Религиозные мотивы отражены и на ритуальных бронзовых топорах. Например, изображение собаковидного фантастического существа («драконо-волк») и рыбы на топоре из эшерского кувшинного оссуария. Это изображение, как видно, олицетворяет «нижнее небо», преисподнюю, увязываемую, по религиозным представлениям того времени, с водной стихией. В данном случае принадлежность изображенного существа к нижнему небу подчеркивается помещенными на обушной части топора изображениями рыб, являющимися показателем природной стихии, к которой относится) главное изображение. При этом последнее приобретает черты, подчеркивающие его водную природу: лапки трактованы как плавники, совершенно подобные хвосту изображенных здесь рыб 160.

Обнаружение большого количества бронзовых фигурок овцы и козы в виде привесок свидетельствует о существовании в то время культа барана. Такая связь барана с культом обычно наблюдается у народов, занимающихся исключительно или по преимуществу овцеводством  161. Большой интерес в этой связи представляет найденный в Абгархуке особый предмет ритуального назначения, представляющий собой длинную (ок. 11 см), слегка изогнутую, с крючком для подвешивания бронзовую фигурную лопаточку, со стоящей на ней фигуркой всадника (размером 6 X 3 см), украшенную по боковым краям шестью бараньими головками с кольцевыми ошейниками, к которым подвешены на петлях бронзовые колокольчики 162. Этот уникальный предмет, несомненно, имеет прямую связь с культом барана.

С овцеводческим культом связан и комплекс предметов знаменитого бомборского клада. По мнению Б. А. Куфтина, «своим составом (собака, вероятно, пастушеская и мелкий рогатый скот) этот комплекс имеет отношение к овцеводческому хозяйству и к соответствующему производственному культу, пережиточно живущему и до сих пор у абхазов в почитании Алышкинтра — собачьего божества и Джабран — богини (прародительницы) коз и овец, главнейших домовых представителей

-----

160. Куфтин, Материалы, стр. 193.
161. Крупнов, Древняя история и культура Кабарды, стр. 103.
162. Куфтин, Материалы, стр. 243—245.

[117]

 «великого бога обновления природы, размножения и, особенно, скотоводства», именно Айтара»  163.

Культовое назначение, по всей вероятности, имели и скульптурные изображения лошади, которые также встречаются в значительном количестве. Характерно, что среди бронзовых фигурок бомборского клада, общее число которых превышает 25, изображение лошади составляет более половины (15 фигурок)  164.

Религиозную значимость имели также часто встречающиеся изображения птиц. Эти изображения в изделиях колхидско-кобанской культуры символизируют спутников божеств, порученцев, крылатых существ, которые осуществляют связь богов с людьми 165. Характерна в этом отношении упомянутая выше четырехъярусная привеска с миниатюрными птичками, найденная в Эшера.

Широкое распространение в ту эпоху имел культ змеи, изображение которой часто встречается на ритуальных предметах. Так, примечательны две змеи на описанном выше бронзовом культовом облачении из Эшера. В данной связи следует отметить, что еще в недавнем прошлом змея занимала важное место в системе пережитков древних языческих культов в религиозных воззрениях абхазов  166.

Большое значение обитатели Абхазии той эпохи придавали всевозможным амулетам и талисманам, которые, по их представлениям, должны были обеспечить успех в жизни и оградить от всяких несчастий. Именно таковую роль, надо полагать, играли многочисленные ритуальные привески и некоторые другие предметы, обнаруживаемые среди памятников той эпохи. Обычай использования различных талисманов пережиточно сохранялся у абхазов вплоть до недавнего времени  167.

Наличие сложной системы высокоразвитого для того времени религиозного культа обусловило появление особой касты отправителей этого культа — жрецов. О наличии этой прослойки свидетельствует раскопанное в Эшера погребение жреца, относящееся к той эпохе. Среди богатого культового инвентаря могилы обращает на себя

-----

163. Там же, стр. 237—238.
164. Лукин, Материалы, стр. 62—63.
165. Лукин, Эшерская находка, стр. 160.
166. Чурсин, Материалы, стр. 146—147.
167. Там же, стр. 117—118.

 [118]

внимание навершне булавы из литой бронзы, служившее, по-видимому, символическим знаком общественного положения погребенного  168.

Основы патриархальных религиозных воззрений местного общества, заложенные в рассматриваемую эпоху, пережиточно бытовали у абхазского народа в течение длительного времени.

-----

168. Лукин, Эшеоская находка, стр. 152.

[119]